В
год сорокалетия Венецианской хартии – всеевропейского соглашения
по
вопросам сохранения памятников культуры – клуб "Хартия-64" задает
вопросы председателям Комитета по государственной охране и использованию
памятников Администрации Санкт-Петербурга, занимавшим этот пост
в прошедшие 40 лет.
Интервью
с Никитой Игоревичем Явейном
Никита Игоревич
Явейн – заслуженный архитектор РФ, член-корреспондент РААСН, лауреат
государственной премии РФ.
Председатель КГИОП с августа 1994 по ноябрь 2003 года.
Вопрос: Какие
проекты за годы работы в КГИОП Вам больше всего запомнились?
Ответ: Разные
проекты трудно сравнивать друг с другом. Запоминается то, что не
получилось. Запоминаются больше поражения, переживания, сложности.
Поэтому вспоминаю 2003 год, в этот год и хорошего, и плохого произошло
больше, чем за восемь лет перед этим; вспоминаю строящийся дом
около бывшей гостиницы "Ленинград", строительство на Двинской улице,
на Почтамтской 4 и другие.
Вопрос: С
чем связана концентрация подобных событий в юбилейном 2003
году?
Ответ: Как-то
все тогда ужесточилось, а власть ослабла, явно ослабла. Никто не
хотел брать ответственность на себя, что-либо решать, это по-человечески
понять можно, но от этого было не легче.
Вопрос: Как
для Вас произошел уход из власти, с чиновничьей должности?
Ответ: Конечно,
такие вещи легко не даются, хотя я сам был готов уйти в 2001–2002
году. По мере моего пребывания в КГИОПе, он становился все более
и более политически значимой структурой, раньше этого не было,
он стал одним из ключевых комитетов, стал играть роль в политической
борьбе. Я был уверен, что пройдут выборы губернатора, и будет моральное
право уйти с должности. Но уход с должности произошел на полгода
раньше, чем я предполагал, и я организационно не подготовился к
событию, все было жестко и определенно, но я считаю что первые
пару месяцев переживания неизбежны. Комитет каким был, таким и
остался, но когда ты там провед девять лет, многие сотрудники при
тебе пришли, образовались личные связи. Слава Богу, что это произошло,
но лучше бы на годик пораньше – для меня, потому что 2003 год мне
дался по здоровью очень тяжело.
Вопрос: Возвращаясь
к теме нашего разговора, каковы, на Ваш взгляд, в сопоставлении
европейские и русские взгляды на сохранность и консервацию,
можно ли их вообще сравнивать?
Ответ: Такая
постановка вопроса, пожалуй, либо об имперскости говорит, либо
о провинциальности. Давйте посмотрим, Европа – она большая и разная.
Допустим, Италия и Англия больше отличаются, чем Россия и Италия.
Это разные миры, разные идеологии и они абсолютно не пересекаются.
Если, к примеру, сравнить еще и с Америкой, то США и Франция –
это такие разные миры, что у России с Китаем больше похожего –
в области охраны памятников. Если сравнивать Россию с Францией,
то есть много похожего, а много и разного. Я бы сказал, что сегодня
в России больше "рыночных" конкурентных начал в реставрации, чем
во Франции. Там в каждом департаменте назначается свой реставратор,
который делает все проекты в этом департаменте. Пожалуйста, так
сказать, "рыночная система" во всей своей красе. Если он плохо
делает свою работу, то его переводят в какой-нибудь департамент,
в котором мало памятников – значит, он чем-то провинился или не
понравилась его работа. Таких схем в Европе много.
Есть еще скандинавские,
англосаксонские страны, север Германии, где совершенно другая система.
Например, муниципалитет хочет снести церковь, охрана памятников
возражает, министр внутренних дел является для них арбитром и приходят
к странному, с нашей точки зрения, решению, вроде "сделайте в церкви
жилой дом" – и делают. Тут в основе община, которая решает, как
жить на этой территории: если им мешает этот памятник, значит,
сносим. Более всего мы похожи, как это принято сейчас говорить,
по административным формам регулирования на Францию и Италию, хотя
в Италии своя специфика. Кстати, в таких системах административная
ситуация с охраной памятников, как правило, более благополучна.
Принципиальная разница есть, если сравнивать социалистическую,
советскую систему. Наша сегодняшняя представляет собой переходную
форму – старая распадается, а новая еще не создана.
Вопрос: Что,
на Ваш взгляд, в советсякий период в охране памятников было
хорошего?
Ответ: Советский
период – уникальный период в плане охране памятников, если бы не
политика сноса церквец и прочие подобные вещи. Для Петербурга –
это, я считаю, золотой век, и я не уверен, что дальше все будет
так же хорошо, как было. Мы были законсервированы в этой ситуации,
и моя определенная заслуга в сохранении такой ситуации до настоящего
времени тоже есть. Пока все нормально, но надо прекрасно понимать,
что базисов, рыночных основ, на которых держится охрана памятников,
допустим, в той же Франции и Италии, у нас пока нет. Рыночных основ
охраны памятников две. Первая – туризм, он у нас незначителен,
не формирует бюджет. Охрана памятников в маленьких итальянских
городках основана на туризме. А в центре Парижа охранную зону до
сих пор не могут утвердить, на сегодняшний деньутверждены два небольших
фрагмента района Марэ и Латинский квартал. Там более сложные условия,
в маленьких же городках на 80% живут от туризма. Второй фактор
в деле охраны памятников – это национализм. Чем сильнее позиции
национализма, тем лучше положение с охраной памятников. Пример
– современная Рига, такой жесткой окраны, как там, я не видел давно.
У них охрана памятников густо замешана на национализме; когда беседуешь
с ними, немного не по себе становится, но, с другой стороны – там
все охраняют, даже жилые деревянные здания барочного типа конца
XIX века.
Вопрос: Отражает
ли новый российский Закон об охране памятников в какой-то мере
постулаты Венецианской Хартии?
Ответ: В
этих документах разные вещи регулируются. Хартия и закон не могут
быть сравниваемы, потому что венецианская хартия преде всего определяет
идеологию реставрации, а не законодательные, юридические процедуры.
Это разные вещи. Венецианская хартия очень декларативная, ее никто
до конца не выполняет на самом деле, и не дай Бог ее начнут выполнять.
Как к любым лозунгам, надо к ним относитьсякак к лозунгам, а не
начинать воплощать их в жизнь, как русские люди, бывает, это делают.
Не надо воспринимать их буквально.Закон в целом неплохой, гармоничный,
но вопрос в том, как он будет реализовываться.
Вопрос: Какие
Вам видятся в перспективе проблемы реализации этого закона?
Ответ: В
Законе заложено несколько благих идей, которые, на самом деле,
в рамках нашей действительности могут оказаться очень вредными.
Идея историко-культурной экспертизы – благая затея, все прекрасно.
На самом деле она, согласно Закону, делается за счет заказчика.
Независимая экспертиза, которая делается за счет заказчика – большей
несуразности придумать трудно. Как можно быть независимым, если
труд твой оплачен. Клиент есть клиент, заказчик есть заказчик.
Расскажи какому-нибудь американцу о проведении независимой экспертизы
за его деньги, он просто не поймет, он решит, что над ним издеваются.
К тому же реализация Закона требует огромных капиталовложений.
Тотальная инвентаризация, обмеры, введениевсеобъемлющих паспортов
на предметы охраны – все требует огромных денег. По Петербургу
эта цифра под миллиард может подбираться, и надо понимать, что
реализацию закона необходимо растянуть во времени. Кроме того,
не так много людей, которые могут более или менее грамотно делать
подобные вещи у нас, а где-нибудь в Пскове или Кинешме даже страшно
подумать, что происходит. Я думаю, что ряд позиций Закона еще будет
отложен лет на 10, поэтому все это будет происходить не так, как
намечалось.
Вопрос: Вы
в целом удовлетворены состоянием нашего города в плане охраны
памятников сейчас?
Ответ: Удовлетворенным
быть трудно, но сохранились мы неплохо. И каким бы ни было пессимистическим
настроение, сомнения в том, все ли тебе удалось реализовать так,
как планировалось, достаточно съездить в Москву, как понимаешь,
что твои сомнения напрасны.
Беседу вела Софья Гонобоблева,
ответственный редактор журнала "Реликвия"
|
